Было очень скучно, и придумывали игры:
Хранили в чемоданах на всякий случай вещи,
Меняли имена и переписывали титры,
Заводили кошек и любимых женщин,
Прятались в постели и отдельные коробки,
Веселые бутылки, мудреные беседы,
Почетные ошейники, семейные решетки,
Дежурные сочувствия и чужие беды...
Толпились и кричали на будничном вокзале
И искали нервно в расписании «на после»
Никем не отмененный запредельный поезд,
Непрошеный, бесплатный голубой вагон.
Было очень страшно, и валились на колени,
Вели себя примерно, знали свое место,
Ставили иконы, вглядывались в тени,
Искали на ладонях черви, буби, крести...
Надеялись на сына, переносили даты,
Сидели на дорожку, боялись лечь в больницу,
Плакались соседям, искали виноватых,
Переставляли мебель и молодили лица...
Оркестр заиграл «Прощанье славянки»,
Опаздывал старик, бежал. Ему смеялась в спину
Прыщавая крикунья, шалая девчонка,
Чужая бесконечная весна.
Было очень мало, и к тому же одиноко:
Целовали в губы, обещали помнить.
Думали, что встретятся, поминали водкой,
Шли домой, сутулясь, тупо и уже не больно,
А потом спешили, жили, рвали телефоны,
Всех родных и милых сквозь провода и дали
Ждали хоть разок на чай в возможном теплом доме
Скоро, обязательно — и не успевали.
И глядел на них огромными глазами,
Добрых и чудных совсем не понимая,
Изумленный и безгрешный озорной ребенок,
Невинный и, наверно, слишком мудрый Бог.
